Морфоэдро

"Онегин"

9 ноября 2004

"Онегин" Чайковского-Штольце-Кранко - вновь в театре Ла Скала после около семи лет отсутствия в репертуаре. В этот вечер дебютировали Джильда Джелати (Татьяна) вместе с Миком Дзени (Онегин) и Антонеллой Альбано (Ольга) вместе с Массимо Гарон (Ленский). Роль князя Гремина был поручен Маттео Буонджорно, в то время как вдовы Лариной и няни - соответственно Симоне Кьеза и Роберте Небулоне. Оркестром театра Ла Скала дирижировал маэстро Давид Колеман.

По роману в стихах Пушкина, "Евгений Онегин", Чайковский сочинил одноимённую оперу, впервые представленную в Москве в 1879 году. По прошествии более шестидесяти лет, во время лондонского периода, южноафриканскому хореографу Джону Кранко поручили хореографировать разные танцы, входящие в оперу. От встречи как с произведением Пушкина, так и с оперой Чайковского, в Кранко зажёгся интерес к созданию балета; произведение, реализованное в Штутгарде в 1965 году. В балетной партитуре не было изменены ни одной ноты "Евгения Онегина" Чайковского: заведующие театром Штутгарда предпочли адаптировать другие страницы русского композитора и дали это поручение Курту-Хайнцу Штольце.

Я следила с особенным интересом за дебютом этого вечера. Дело в том, что я находилась в доме Джильды Джелати два месяца тому назад, когда она мне сообщила, что только что узнала, что должна будет танцевать в роли Татьяны. Она была этим очень довольна, поскольку возможно это тот балет, что более всего любит, и так как она предпочитает драматические роли. Должна признаться, что Джелати конечно же не поскупилась в своей драматической силе в последнем акте, после испытания в конце второго акта, когда две сестры попробовали отговорить Ленского от битвы на дуэле, и не смогли, и должны были бессильно наблюдать за трагедией.

Исполнительская ценность Джильды Джелати заключается в её драматической силе и в её лиричности, которую она использует в соответствии с состоянием души, которое хочет подчеркнуть. Во время трёх актов драмы Кранко, прима-балерина театра Ла Скала, кажется, взрослеет с Татьяной.

Когда открывается занавес первого акта, и в самом деле, Джелати является нам задумчивой девочкой облачённой в красное («Дика, печальна, молчалива»[1], описывает Пушкин свою героиню) которая, в сторонке, читает романы Самуэля Ричардсона; и которая, когда подруги хотят вовлечь её в свои игры, отказывается с вежливой улыбкой, поскольку «Ей скучен был и звонкий смех, / И шум их ветреных утех».

Джильда Джелати и Мик Дзени в Онегине. © Фотография Театра Ла Скала

Находим впоследствии Джильду-Татьяну, во второй сцене первого акта, пленённой романтической любовью, которая ставит её перед выбором между признаться и не признаться («[…] Сначала я молчать хотела; / Поверьте: моего стыда / Вы не узнали б никогда […].»). Это должен был быть момент, который отмечает переход между защищённым, покрытым ватой миром Татьяны и "взрослым" миром любви, со всеми своими сложностями. Пишу "должен", поскольку она ещё не познала ломающего отказа Онегина, и следовательно мы находим её нетронутой в своей детской благодати; она идёт навстречу первому трепету и первым надеждам. Из этой второй сцены я ухватила деталь, которая, как мне кажется, очень хорошо подчёркивает состояние души героини: гусиное перо, которое она окунает в чернила почти с набожностью, с тем чтобы потом им скользить по бумаге с беспокойством и с исступлением влюблённого подростка, в то время как опирает левый локоть на стол. Джильда Джелати была тщательна также в "танцевании" этих деталей. Она сама, впрочем, мне подтвердила, когда мы беседовали в её артистической уборной после спектакля, что прочитав пушкинского "Онегина", попыталась сделать правдивым исполняемый персонаж, именно избегая небрежности в деталях, которые сначала кажутся неважными. «Пушкин, - объясняла балерина, - говорит ясно, что Татьяна опирается, в то время как пишет письмо, с Евгением постоянно в голове.»

Во второй сцене второго акта Татьяна, после того, как подверглась отказу и презрению со стороны Онегина, и после его наглого ухаживания за Ольгой, пытается привести к здравому смыслу свою сестру и её жениха. В такой момент кажется слышишь, как говорит она, Джильда Джелати, настолько откровенно и искренне её воплощение роли. Или, прежде всего, во второй сцене последнего акта, когда она делает усилие стряхнуть с себя искушение поддаться тому, которого любила, кажется слышишь, как она его умаляет оставить её. И вновь слышим, как Джелати "говорит" высоким голосом в конце, кричит Онегину (крик полный вымученного чувства собственного достоинства) уйти. Искушение, в действительности, - это уютная шаль обвёртвующая Татьяну: руки Онегина сейчас окружают женщину с глубоко опечаленной настойчивостью, именно так, как десять лет тому назад девушка желала, чтобы произошло; но преданность и чувство справедливости героини побеждают, и вот слышим его, крик. Более того, его слушаем, а не слышим: слушаем его причину, боль. И присутствуем при ясности ума, с которым жена князя Гремина выгоняет Онегина. Она тверда в своём вымученном выборе, в последнем испытании, которое необходимо преодолеть, чтобы освободиться от привидений прошлого, являющихся незваными в её жизнь, требующих, не имея на это права. И может быть утешает себя жестом, имеющим вкус обострённой мести, небольшой премией, как она возможно считает, ей должной - за наказание, которому несправедливо подверглась когда, девушкой, оказалась влюблённой в того, кто перестал любить, как снимают поношенный костюм («Красавицы не долго были / Предмет его привычных дум […].»): То есть, Татьяна разрывает письмо Онегина в точности, как он, два пятилетия тому назад, разорвал её письмо.

Пара Джелати-Дзени была спаянной и очень убедительной.

Мик Дзени придал большой вес им исполненой роли, дав нам ощущение того, что находишься перед ненавистным Онегиным. Думаю, что публика (по крайней мере женская) не может не быть на стороне Татьяны, и это также благодаря балентому сюжету, представляющему немалую разницу с пушкинским романом. И в самом деле, Кранко взял за основу характер Онегина, оскучавшего денди, который - со своим прожитым - может говорить и делать что хочет. Однако хореограф преобразовал в грубое презрение откровенность отношений Онегина с девушкой, признающейся в своей любви («Когда б мне быть отцом, супругом / Приятный жребий повелел; / […] / То верно б, кроме вас одной, / Невесты не искал иной. / Скажу без блесток мадригальных: / Нашед мой прежний идеал, / Я верно б вас одну избрал / […] / Но я не создан для блаженства; […] / Напрасны ваши совершенства: / Их вовсе недостоин я.»). Дзени характеризирует с особенной выразительностью театральный жест, который нам рассказывает сцену унижения Татьяны: письмо, которое Онегин разрывает с тем, чтобы вложить части, с саркастически нежной тщательностью, в руки изумлённой девушки, коварно осторожный не быть замеченным гостями дома Лариных (первая сцена первого акта).

Хорошим был уровень выступления пары Альбано-Гарон. Антонелла Альбано показала живость в сцене, в которой Онегин - поскольку Ольга - это пешка в его интригах против Татьяны - с настойчивостью уговаривает её остаться за зелёным столом. Здесь Альбано очертила характер ею исполняемого персонажа: поверхностность и беззаботность настолько наивные, насколько опасные, которым невеста Ленского не отдаёт отчёта полностью, но которые обуславливают трагедию.

В Массимо Гарон проявилось лирическое вдохновение в его сольной партии второго акта. Конечно же, учитывая его очень юный возраст, он будет иметь возможность в течение своей карьеры вызреть как этот отрывок, так и роль Ленского, будучи он, по натуре, способным искать те элементы, которые делают из танцовщика нечто большее простого "танцующего механизма". Сольная партия ему дала возможность принять полноправное участие в интересной "танцевальной драме" Кранко. Я нашла, например, очень убедительной сцену, в которой поэт прогоняет без сожаления невесту: если широкая гамма противоположных чувств внутренне потрясла юношу, в момент, в который Ольга является пред ним, здравый смысл не может превысить, но побеждает ярость. Следовательно, Ленский умирает за непонятый идеал гордости, и это Гарон нам показывает ясно.

В конце одно замечание о Маттео Буонджорно, танцовщике солисте театра Ла Скала. Ему хорошо подходит роль князя Гремина, который он воплощает с надёжным и персональным стилем, подчёркивая, вдобавок к происхождению, благородство души, которое толкает персонаж прилагать свои усилия по примирению Ленского и Онегина.

Обаяние работы Кранко, помещённой в сцены Пьера Луиджи Самаритани, никогда не оставляет безразличными. Публика показала ещё один раз, что любит историю Татьяны и Онегина, Ольги и Ленского, хорошо оценивая разных исполнителей, которые были приняты, и впервые Джелати и Дзени, горячими аплодисментами.

Направлю ваше внимание, прежде чем оставить театр Арчимбольди, на Карлу Фраччи, которая присутствовала на спектакле. В утончённом светлом платье, сидела в нижнем партере. Во время антрактов вокруг неё было всегда много публики во время её спокойного разговора с Роберто Болле, в то время как давала автографы учтивым но жадным присутствующим. Вспомним, что Фраччи была одной из наиболее избранных Татьян в истории балета.

Перевёл Александр Родишевский